С песней растает лед одиночества
Встречаясь с пожилыми людьми, чье детство и юность пришлись на тяжелые военные годы, все чаще ловлю себя на том, что трудности, выпавшие на долю нашего поколения, ничтожны по сравнению с тем, что пережили они.
В семье Любови Ильиничны Рудаковой из поселка Пинюг родители вырастили и вывели в люди семерых детей.
— Родная деревня в Лальском районе носила название Новая, где кроме нашего был еще дом дяди, — вспоминает далекое прошлое моя новая знакомая.
До образования колхоза обе семьи вели натуральное хозяйство: держали крупный и мелкий скот, обрабатывали наделы и неудобицы. С привычным крестьянским укладом пришлось расстаться, когда все заработанное годами стали обобществлять.
— В счет налога государству люди сдавали с личных подворий молоко, а мы жили далеко и поэтому платили маслом. Для нас, детей, оставался только обрат. Кроме этого отдавали мясо, шерсть, яйца. Особенно голодные годы были после войны, — продолжает моя собеседница.
Ребятишки с ранних лет не сидели без дела, но налоговое бремя было таким тяжелым, что за долги государству отец отдал и новую избу.
Сначала детям доверяли прополку сорняков на полях, а подросткам давали более ответственные задания. Одну из весен Люба от темна до темна ходила за плугом и уставала до изнеможения. А семья все равно голодала. После таких дней работы все чаще закрадывалась мысль: «Вот бы уехать в поселок, где платили бы не трудоднями».
Покинуть родные места она смогла лишь в 1955-м, когда вышла замуж. Жили сначала в Косарево, ее Василий Федорович дежурил на железной дороге, а через пять лет уже с сыном переехали в Пинюг. Главе семейства нашлось место в лесхозе, где он трудился до выхода на пенсию.
Здесь, на станции, Любовь Ильинична устроилась техничкой в школу, а потом перешла машинистом в центральную котельную Пинюга.
— Ох и досталось же нам тогда! Дровяные тюльки, сырые и тяжелые, отнимали силы, но были в этой работе и свои плюсы, — поддерживает она разговор.
Отстояв смену у горячих топок, женщина двое суток находилась дома и занималась делами по хозяйству. Рудаковы долго держали на подворье корову, теленка, поросенка и другую мелкую живность. В этом году хозяйке исполнилось 82 года. Раньше в минуты отдыха она увлекалась вязанием, а сейчас стало подводить зрение.
Наверное, мы еще долго бы просидели за столом в ее маленькой уютной кухоньке, но Любовь Ильинична радушно пригласила меня в комнаты. В большом светлом зале работал телевизор, и его звук нарушал устоявшуюся тишину.
— Сейчас я все время одна, родных в поселке никого нет, — говорит она и, кивая в сторону больших портретов, «знакомит» с сыном и мужем.
На центральной стене под фотографией красивого юноши — гитара. По словам матери, с инструментом он не расставался и поэтому хорошо владел им.
На стуле, украшенном ярким вязаным ковриком — балалайка.
— А кто играет на ней? — не удерживаюсь от вопроса.
— Научилась этому еще в детстве и уже много лет мы неразлучные друзья, — признается Любовь Ильинична и берет инструмент в руки. — Сын втайне от меня тоже пытался ее освоить.
Тропинка узенькая вьется
Через дорогу вдоль плетня.
Я прохожу, а у колодца
Судачат бабы про меня…
Эти строчки мы поем уже дуэтом, а потом Любовь Ильинична рассказывает мне, что старинные длинные песни они любили исполнять вместе с мужем.
— А ты оставайся у меня ночевать, — участливо предлагает она, чувствуя мое неравнодушие к народной песне. — Или приезжай в гости еще.
Поняв, что я не могу гостить долго, она улыбнулась и снова стала перебирать струны балалайки:
Я люблю тебя, матанечка,
А ты не сознаешь.
Ты любовь мою горячую
Другой передаешь.
Расставаясь с Любовью Ильиничной, попросила ее напеть еще несколько озорных куплетов. Она с радостью согласилась, и от этих простых рифмованных строчек наполнилась теплом пустота больших комнат, растаял лед одиночества.
Надежда ВЛАСОВА.
Фото автора.