Деревенские истории пишем вместе
+ 4 + 1 
Романовщина – следы незабытого прошлого.
Вот и наступил долгожданный мною апрель 2010 года. После суточного путешествия в условиях ненавязчивого российского сервиса, пассажирский поезд Санкт-Петербург-Котлас прибывает, наконец, в искомый, но промежуточный пункт моего назначения — Котлас-южный, город моей курсантской юности. По случаю, с улыбкой вспоминаю давнюю шутку своего приятеля, в 1969-1973 г.г. курсанта, как и я , местного речного училища , уроженца Кавказских Минеральных Вод Ю. Большакова ; « Лучше Северный Кавказ, чем Котлас-Южный ». Он имел ввиду наш суровый северный климат.
0
2104
Железнодорожный вокзал и площадь перед ним, знавшие в советский период нашего не столь далёкого существования значительно лучшие времена в части архитектурных форм и благоустройства, прилегающие к нему территории встречают своей впечатляющей неухоженностью , отчаянным запустением, закрыты на ремонт. Площадь перед вокзалом в духе «лихих» 90-х годов по-прежнему напичкана коммерческими киосками с неизменным ассортиментом, в основе которых пиво, сигареты… Грустно…
За окном вагона медленно надвигается перрон, вот и Пинюг. Рабочий посёлок, некогда крупный железнодорожный узел. Своеобразный вятский диалект, который не спутаешь с другим. Здравствуй, малая родина! Не видно, как в прежние юные годы (конец 50-х- начало 60-х годов) многочисленных эшелонов с лесом, не слышно гудков тепловозов. Услужливая память явственно воскрешает и образ пугающего своим грозным, как тогда казалось впечатлительному ребёнку, видом, громко гудящего, испускающего пар и лязгающего паровоза. В далеком детстве на нем приходилось неоднократно приезжать в Пинюг из соседнего рабочего посёлка Пушмы, где и проживал с родителями, братьями и сестрами до 1969 года. Уже несколько лет нет того старого, очень памятного по многим житейским причинам окрашенного неизменно тёмно-зелёной краской деревянного железнодорожного вокзала с прилегающими к нему по обе стороны от входа тенистыми берёзовыми сквериками. 
Находящийся невдалеке новый железнодорожный вокзал не сглаживает предстающую взгляду унылую картину привокзальной площади, с которой автобус неторопливо убывает в сторону районного центра, в Подосиновец. Время к сожалению, не властно над пыльной грунтовкой идущей мимо дорогой моему сердцу деревеньки. Дорога эта по-прежнему из рытвин и ухабов, как и во времена послевоенных «полуторок» и « ГАЗ-51», их преимущество на этих дорогах в 50-е годы было очевидным.
Впереди - до боли знакомый поворот, пригорок со спуском в мое детство - деревню Романовщина. Дорожный знак с одноимённым названием на белом фоне, но деревни - родины моего деда, отца и других родственников по его линии, как бы не было мне трудно в это поверить, нет!
Справа и слева от дороги - на месте некогда стоявших степенно жилых домов с детским громкоголосьем, лишь несколько сгнивших, заросших чертополохом и почерневших от времени их печальных останков. От магазина сельхозкооперации, слева от въезда, в деревню, не осталось и следа. Вспомнилось как с тетей, у которой, я гостил во время летних школьных каникул, мы захаживали туда. Она за новостями и продуктами, я с надеждой на кулек слипшихся карамелек. Не видно уже и фермы что слева за лощиной, маслозавода, конюшни, колхозных амбаров. От всей деревни остался лишь один, сработанный в давние времена умелыми руками деда Афанасия и несколько перестроенный со времени моего детства новыми его жильцами дом. Он находится чуть вдалеке от перекрёстка по дороге на Троицу. В нем все еще живут, а посему мой опальный дед заслуживает, на мой взгляд, особого упоминания. Память требует здесь некоторого отступления.
Случилось так, что по навету своего односельчанина и проводимой в то время политике партии и правительства, бывший царский унтер-офицер, Георгиевский кавалер, кавалерист, состоявший в колхозе в должности старшего конюха, крепкий хозяин в 1938 году был репрессирован с поражением в правах. Семья из шести человек лишилась скота, орудий труда, части предметов домашнего обихода, оставшись практически без средств к существованию. Без вины виноватый .десятилетний срок наказания он отбывал в лагере под Кандалакшей. По освобождении из лагеря и возвращении в родную деревню практически сразу - в марте 1948года умер. К сожалению, районный архив не содержит сведений о репрессированных по политическим мотивам после 1935 года, поэтому обстоятельства ареста деда до настоящего времени не установлены.
Вот еще интересная подробность, волею судьбы в 1942 году заполярное небо над Кандалакшей защищала зенитчица на батарее Шутихина В.К. - в будущем моя мать.
А судьба отца - Гмызина А.А.тоже сложилась крайне непросто, как впрочем и многих его сверстников, рождённых в далёком 1923-м. В 1942г. на Сталинградском фронте он командовал взводом, был разжалован в рядовые, не получив по представлению на него медаль « За отвагу ». В составе офицерского штрафного батальона воевал на Ленинградском фронте: Мга, Синявино, Ропша, Невский плацдарм («невский пятачок»). Вопреки законам войны в боях выжил, после ранения восстановлен в звании. Офицерскую службу закончил в 1948 году в Восточной Пруссии ( Кенигсберг), будучи награждённым орденами Отечественной войны 2-й степени, Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги», «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией».
Впереди Октябрь, где на сельском погосте лежит несколько поколений моих родственников - Афанасии, Акимы, Василии, Николаи, Ольги, Нины, а также не менее памятное село Щеткино, но это уже несколько другая история.
Не смотря на некоторый негатив в своей короткой статье, закончить её хотелось бы на оптимистичной ноте, с глубокой верой в русский народ и словами песни:« Мы русские, мы Русские, мы русские! Мы всё равно поднимемся с колен!».
А. А. Гмызин Фото из семейного архива
