Ветер детства в березовой листве
+ 1 + 1 
Я не знаю, насколько это важно, когда в памяти человека сохраняются яркие моменты из его детства. Наверно, они нужны для того, чтобы спустя много лет можно было вспомнить их и, почувствовав на душе тепло и нежность, грустно улыбнуться. Там мы остались совсем другие: непослушные, веселые, беззаботные и наивные, выискивали на кусте сирени соцветие с пятью лепестками, плели венки из ромашек и смачно жевали гудрон. Там остались люди, которых нам так не хватает порой, и с которыми связаны светлые и добрые воспоминая. Там остались родные места, вернуться в которые нет возможности, и все, что остается, это невыносимо тосковать по ним в редкие мгновения ностальгии. Время безжалостно скоротечно…
0
628
Мои воспоминания, связанные с деревней Байкалово, начинаются лет с четырех-пяти. Тогда в Подосиновском районе мы с сестрой были гостьями, приезжавшими летом к бабушке. После трех суток пути на поезде мы дрожащими ногами ступали на перрон перед вокзалом в Демьянове, я тут же бежала к встречавшей нас старшей маминой сестре, тете Вале, и висла у нее на шее. Вообще, сколько помню, всегда висела на ней, как присосавшийся клещ, а она терпеливо сносила мои детские порывы нежности. До деревни добирались пешком. Вещей было много, мама всегда все продумывала и брала их для нас на любые случаи. Наши чемоданы нес дядя Вася, мамин старший брат. Мы с сестрой весело шагали под утренними палящими лучами — после знойного Казахстана для нас это было привычно, но когда начинали подниматься в высоченный угор, тут наша радость утихала, и мы шли уже молча, тяжело пыхтя. Впоследствии эту дорогу я преодолевала на тетиной спине.
После бедных, безликих степей густые лесные массивы — настоящее чудо. Деревья в том районе города, где мы жили, росли только около подъездов, да и то не всех. За нашим домом до горизонта расстилалась степь, истрескавшаяся от зноя и нехватки влаги, где крепли только небольшие кусты, приспособившиеся к таким условиям. Поэтому бежать босиком по мягкой зеленой траве, вдыхать ее запах на сенокосе да просто лежать в ней, глядя в небо и на тонкие былинки, которые гнулись от легкого ветерка к лицу, было необычайным наслаждением.
Конечно, в те годы деревня уже была другой, претерпев значительные изменения. Когда-то там стояли ферма, конюшня, склады, но к моменту нашего приезда от них ничего не осталось, как и не было уже нескольких домов. Однако на раскинувшихся полях за ее околицей паслись колхозные стада пятнистых буренок, которые вызывали у меня, видевшей коров только на картинках, необузданный восторг. Детское неудержимое влечение подойти и погладить животное пресекались тетиными наставлениями, чтобы я этого не делала. Ну, возможно, эти слова, влетев в одно ухо, так бы и вылетели через другое, если бы однажды, после очередного похода на стройку (так раньше называли Демьяново), мы не встретились с быком. Да-да, с тем самым, у которого кольцо в ноздрях. Мало приятного, я вам скажу, шагать под пристальным взглядом бычьих глаз. В следующие разы мы старались таких встреч избегать. 
Со всех сторон деревня была огорожена. Трава посреди улицы не скашивалась. Отчетливо помню, какая она была сочно-изумрудная и мягкая. По ней лениво передвигалась небольшая кучка мирно пасущихся овец и коз, оставляя за собой узкие тропки. Как получают молоко от козы, мне показала соседка — бабушка Саня, чей дом находился рядом. И потом, в вечернее время, она звала меня: «Оленька, идем Марту доить!». Я резво, по-мальчишески, перебиралась через жерди забора и бежала в хлев, где в ведро уже звонко бежали первые струйки теплого молока.
Большую часть времени проводили на улице, лакомились клубникой и малиной, иногда я просто лежала на покрывале в тени огромной березы, что росла рядом с домом. Успокаивающий шепот ее пышной листвы часто убаюкивал, а сон на свежем воздухе был крепким и здоровым. Вообще, природа, которая сейчас всплывает в памяти, совершенно не похожа на нынешнюю. Тогда лес, еще не тронутый человеком, очаровывал своими живописными пейзажами, величием вековых деревьев, дикими тропками и немного пугал своим безмолвием. Вспоминается одно раннее утро, когда мы поехали в Подосиновец дружной гурьбой. У взрослых — последние сборы, а я стою на бревенчатом крылечке и смотрю, как золотится в лучах проснувшегося солнца зубчатая кромка сонного леса, окутанного белой пеленой тумана. А затем широкие полосы света пробиваются сквозь кудрявую шевелюру березы и согревают меня приятным летним теплом. В те далекие годы это было просто утро, сейчас, спустя более тридцати лет, это одно из тех особенных мгновений, которое хотелось бы пережить вновь, чтобы вдоволь насладиться безмятежностью и душевным покоем.
Дом на Байкалове был большой — пятистенок. У калитки тихим шелестом всегда встречала черемуха. В то лето, которое мне запомнилось, у бабушки гостили мы с сестрой и мамой, а также семья тети Вали, которая приезжала из Мурманска вместе с мужем и двумя сыновьями. Жили мы все дружно. Двоюродный брат Олег построил шалаш. Бабушка очень активно ему помогала, выбирая и даже таская доски. Курень получился очень даже неплохой, с пристроем и окном, как полагается. Внутри уместились и столик, и кровать, стены обклеили картинками из журналов. У входа, конечно же, было выведено краской «Посторонним вход воспрещен!», но учитывая, что взрослые, побывав в новостройке только в день новоселья, больше туда практически не заглядывали, запрет распространялся только на меня. Тем не менее, заручившись опять же тетиной поддержкой, я все же нарушала его, а надутые подростки пускали меня, по-детски довольную, в шалаш.
Самое яркое воспоминание, которым запомнилось то лето, наверное, осталось в памяти всех нас. Уверена, что и сейчас, прочитав о нем, родные от души посмеются. Теплый вечер досаждал комарами, но в дом мне никак не хотелось. Мама и тетя Валя задержались на улице, а я ждала их, отмахиваясь от кровожадной мошкары. Неожиданно на крыльце появился Олег, поинтересовался, почему не иду в дом. «Тетю Валю жду», — пожала плечами я. И все же брат, видимо, решил проявить заботу. Быстро спрыгнул с крыльца, догнал меня в два прыжка и, схватив за руку, потащил в дом. Сопротивляться мальчишке сил было маловато, но упрямый нрав сдаться не позволял. Упиралась, как могла, хотя с сожалением отмечала, что и он уступать не хотел. Собственно, борьба длилась недолго. Олег сумел дотащить меня до того места, где буйно и дружно зеленела крапива. Вот тут-то моя ручка выскользнула, и я полетела прямиком в жгучую траву. Олег исчез так же быстро, как и появился, а я голосила так, что слышала меня, наверное, добрая половина деревни. Подоспевшие мама и тетя завели меня в дом, где в самом разгаре шла игра в «дурака». Дядя Вова Олега за проступок поругал, а мне пообещал помочь и — добрый человек! — намазал меня бальзамом «Звездочка». Пока жгло кожу, дрожал весь дом, однако игра в «дурака» продолжалась. А я была самая несчастная на свете! Пожалела меня тогда, как мне казалось, только кошка Мурка, свернувшись рядом калачиком и тихо мурча.
Много хороших моментов осталось в тех далеких временах. Мама до сих пор вспоминает, как при каждом походе в Демьяново после дождя носила с собой для нас с сестрой сменную обувь — мы наотрез отказывались идти в поселок в резиновых сапогах. Пройдя грязь, переобувались и, как положено горожанкам, шагали дальше в сандаликах. Вспоминается, как ходили в соседнюю деревню Маялово через лес, в котором с жадностью набрасывались на нас комары. Тогда дядя Вася снимал свою рубаху (потом он носил с собой запасную), надевал ее на меня, и бежала я уже веселее.
Давно нет бабушки и дяди Васи, опустело и Байкалово. Во время моего последнего визита в деревню несколько лет назад, одна из стен дома, которая являлась частью летней избы, была уже обрушена. Именно там мы собирались на обед, и мой другой брат — Юрик — сидя за столом, всегда шутливо восклицал: «Леко, бабы, опять соуса нет!». На месте шалаша, под раскидистыми ветвями одичавшей черемухи, остались лишь гнилые доски вперемешку с трухой. Вся усадьба заросла бурьяном. Но все также, словно страж, стояла у дома береза. Тихий шелест ее густой кроны навевал душевную тоску и грусть от эфемерности воспоминаний добрых и чудесных моментов, прожитых здесь. Глядя в черные глазницы окон пустых домов, становилось сложно представить, что когда-то здесь бурлила жизнь со всеми ее тяготами и радостями, а избы, которые теперь насквозь пронизаны сквозняком и холодом, были наполнены теплом и любовью.
Байкалово постигла та же участь, что и тысячи деревень российских глубинок — большую часть времени в году она нежилая. Лишь летом обитаемыми становятся пару домов. Несмотря на это, байкаловцы до сих пор не теряют интереса к истории своей малой родины, с нежностью вспоминают о ней в разговорах, помнят и имена жителей, и расположение домов, многих из которых уже в год нашего приезда и в помине не было.
Я тоже бережно храню дорогие сердцу моменты давно ушедшего детства. В современном мире больших скоростей, равнодушия и жестокости они согревают своей простотой, естественностью и непринужденностью. Порой, в редкие минуты накатившей задумчивости, представляю, как тоскливо деревне долгими зимними вечерами, как в повисшей тишине еще ждет она шаги и голоса возвращающихся жильцов. И в этот миг я вновь маленькой девочкой в ситцевом платьице, наперегонки с необузданным ветерком, бегу босиком по извилистой тропке Байкалова к бревенчатому крылечку бабушкиного дома…
О. МАКАРОВА.
п. Подосиновец.
