Глазами ровесника
(Окончание. Начало в номерах 50, 53, 62, 74, 79, 86, 106).
Сейчас я буду больше писать о себе, как я и мои сверстники росли, какие у нас были интересы. О книгах, домашнем труде я уже поведал. Но были и игры, и попытки заниматься спортом.
Наш двор, соседний угор со спуском к реке, знаменитый ров, где мы совсем маленькими целыми днями возились в песке и строили запруды на небольшом ручье, привлекавшем сюда малышню со всей округи. Постоянная беготня, игры в прятки, в жмурки, в лунки, ребячий гомон никогда не прерывались раздраженными окриками взрослых.
Папа и мама были рады нашей полной свободе: меньше мешают по дому и аппетит нагуливают. Прибежишь, схватишь горбушку черного хлеба, потрешь ее долькой чеснока — и снова на улицу.
Недалеко от нашего дома была зимняя дорога на другой берег реки, здесь на спуске — самое замечательное место для катания на санках. Целыми вечерами раз за разом мы гоняли на санках вниз во весь опор и не спеша поднимались вверх. Иногда и большие притащат сани-розвальни и по пять-шесть человек с уханьем и гиканьем мчат вниз по косогору! А еще интереснее кататься с ледяной горки, которую на всю зиму устраивали взрослые на краю рощи.
Были времена, когда Люба со своими подругами и друзьями на реке делала каток. Это — адская работа: разгребали от снега участок метров 25 на 25, делали по краям сплошной снежный вал и втыкали в него ветки сосны (чтобы не заносило снегом). Потом из ближайшей проруби ведрами (!) носили воду и заливали площадку. Охотников кататься было много, а вот желающих чистить каток и снова заливать водой куда меньше, поэтому он существовал недолго. Так Люба трудилась две зимы, потом и ей надоело.
А летом — другие забавы. На первом месте, конечно, была лапта. В самом центре села, где стояли трибуна и памятник Ленину, находилась просторная площадка — место сбора демонстрантов во время праздников. Ее-то мы и облюбовали для игры. Собственно, лапта — это кусочек плотного войлока, обшитый кожей (мячей, конечно, у нас не было). Я, когда стоял в поле, особенно хорошо умел ловить подачу, свечку и прямой бросок.
Вторая игра, более серьезная, — городки. Заядлым городошником был мой папа. Он всегда имел полный комплект бит (мы их называли просто «палки») и городков. Коны — на площадке за нашим домом. Когда взрослые наиграются, начинали сражаться и мы. Знали все фигуры и их строгую очередность. По окончании распечатывания «заказного письма» проигравший уступал место очереднику. А с каким упоением мы «гоняли попа» по улицам села, загоняя его то на Захаровскую, то в Стригино. Поп — это единственный городок, которого нещадно гнали ударами палок вперед с промежутками на пробежки. Тут и меткость ударов, и бег наперегонки!
Но вот мы подросли, ста-
ли ходить в школу. Начальные классы тогда были в Стригине в ветхом двухэтажном деревянном здании дореволюционной постройки. И тут не обходилось без чудачеств. В сентябре уже бывали заморозки, а мы на спор бегали в школу босиком: кто дольше выдержит? Вот картинка: пацан с книжками и тетрадками в холщовой сумке через плечо, со шмыгающим носом, сверкая пятками, мчится на уроки. Надо сказать, что тогда мы с начала лета и до глубокой осени не носили обувь. Разве что в церковь мама водила нас с Толькой в сандаликах. Их берегли, они передавались по мере взросления от одного дитяти к другому.
На уроках мы не только постигали азы наук. Это была и школа физического воспитания. Уроки физкультуры были священными: никто и не помышлял «закосить» — получить справку на освобождение по состоянию здоровья. За полноценностью физкультуры и внешкольных занятий спортом строго следили (и часто присутствовали на них) старший пионервожатый школы Михаил Шутихин и пионервожатая отряда Агния Матвеевна. Я их хорошо помню. Есть они и на моей школьной фотографии четвертого класса.
Итак, зима. В школе был комплект лыж, без ботинок, на один класс. Вячеслав, как преподаватель, брал пару лыж с палками на всю зиму. Катался же на них я. После уроков — час-полтора по накатанной лыжне. А уж в воскресенье собирается большая компания — и в поход по Раменским угорам, вверх-вниз, пока все угоры не объездим. Ученики первого выпуска десятилетки Коля Бахтияров, Донат Боровиков, Леня Лопатин, Коля Момотов и Саша Грибанов (я еще был девятиклассником) затеяли лыжный поход в село Опарино, соседний районный центр. Они с удовольствием приняли меня в эту экспедицию. …Зимний день короток. Уже поздним вечером, при свете луны, мы не пришли, а приползли домой. Я натер на ногах мозоли, руки от палок ныли и болтались, как плети. Никогда в жизни я так не уставал. И сколько знаю, ни до нас, ни после никто из моих знакомых в таких прогулках не участвовал.
И еще о лыжах. Надо было в добровольно-обязательном порядке сдать зимние нормы на значок ГТО. Требовалось пройти на лыжах десять километров, причем часть трассы — в противогазах. На это мероприятие отводился выходной день. Лыжня пролегала по реке. Надо сказать, что даже для меня, тренированного, это было довольно трудно. Но я все-таки подтвердил свою готовность к труду и обороне.
А вот с коньками мне крупно повезло. Папа, видя мое, в отличие от братьев, увлечение спортом, купил к осени 1939 года, когда я начал ходить уже в десятый класс, коньки-снегурочки и специальные ботинки. Такие коньки были у немногих, в основном — у ребят состоятельных родителей, у некоторых — даже беговые.
В предвоенные годы шла
усиленная подготовка населения к предполагаемому нападению империалистов, и в первую очередь немецких фашистов, на нашу Родину. Сами слова «Родина» и «патриотизм», в ранние советские времена не употреблявшиеся, вновь зазвучали в речах руководителей государства и, естественно, в песнях, фильмах и книгах. Были введены военно-спортивные комплексы ГТО («Готов к труду и обороне»), ГСО («Готов к санитарной обороне СССР») и ПВХО («Готов к противовоздушной и противохимической обороне»). Для подростков эти комплексы были с более мягкими нормативами, и в названиях добавлялась буква «Б», что означало: «Будь готов к труду и обороне».
ОСОАВИАХИМ (общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству) призывал молодежь на самолеты, на прыжки с парашютом. В крупных городах строились парашютные вышки для тренировок. Увы, летчиков и парашютистов мы видели только в кино. По нормативам комплексов и соответствующим учебным программам шло соревнование за стопроцентный охват военными знаниями подшефного населения. У нас в селе центром приобретения этих знаний стал Дом обороны, а находился он в главном помещении церкви, где раньше шли службы. Лики святых, небесных ангелов и архангелов закрасили известкой, на стенах развесили наглядные пособия, расставили столы, скамейки — и учебный класс готов. Начались плановые занятия, тренировки и сдача норм в основном на значки ГСО и ПВХО. Нас учили бинтовать, делать искусственное дыхание, накладывать шины, переносить на руках раненых и т. д. По комплексу ПВХО мы изучали (только по книжкам!) БОВ — боевые отравляющие вещества, учились пользоваться противогазом и т. п. Сдавшему нормы в торжественной обстановке вручали нагрудный знак. Конечно, и формализма в этом деле хватало, но значки носили все награжденные. Это было престижно.
Более сложным, но и более почетным считалось получить значок «Ворошиловский стрелок». Для этого оборудовали летний тир: в роще, у наружной стены церковной ограды. Мишени располагались у стены часовни (хорошо соседство!). Норматив был такой: из винтовки ТОЗ-6 (что означало Тульский оружейный завод, калибр 6) выбить 48 очков из 50 в положении лежа с упора на расстоянии 25 метров. Тут нужна была многодневная тренировка. Далее из боевой винтовки надо было в противогазе с расстояния 50 метров также в положении лежа три раза поразить тремя выстрелами нагрудную мишень. Ну, это попроще. И значок «Ворошиловский стрелок» я получил. Не помешало даже то, что мой левый глаз видел хуже: его я прикрывал, когда прицеливался.
Надо сказать, что образова-
нию народа и его физическому воспитанию еще при царе-батюшке, не говоря уже о времени Советской власти, уделялось больше внимания, чем сейчас. В начале прошлого века недалеко от церкви были построены три двухэтажных деревянных здания под школу, причем не просто из бревен, а обшитые досками и покрашенные. Два здания — под учебные классы и одно — под интернат для детей из соседних деревень. Через дорогу — спортивный комплекс: большая площадка для игр, позднее она стала футбольным полем, рядом группа гимнастических снарядов (таких же, как и в нашей школе, но без коня). Зато было бревно и большие деревянные наклонные лестницы для лазания, песочные ямы для прыжков в длину. (Конечно, многое возникло позднее). Все это сохранялось, никто ничего не ломал и не воровал.
Поблизости — гигантские шаги, или попросту гиганты. О них подробнее. Это высокий столб, наверху — железный диск со штырем. Штырь, как ось для вращающейся «сковороды». На ней четыре скобы. К каждой крепились толстые пеньковые канаты. Внизу на канатах — петли для вдевания на ногу, под пах. Четыре парня надевают петли и одновременно бегут вокруг столба, делая большие — гигантские — шаги. Еще интереснее (но и опаснее!), когда другие парни берут длинные шесты, упирают их в узел петли и, быстро шагая по кругу, также одновременно выводят смельчаков вверх. Затем по команде опускают, бросая шесты, и начинается стремительное вращение любителей острых ощущений на большой высоте вокруг столба. Около гигантов всегда было много народа.
Футбольное поле со стандартными воротами, с разметкой, но без травы было все сухие дни лета занято. Взрослые иногда играли по воскресеньям. Мы же, подростки, гоняли мяч почти все остальное время до полной темноты. Команды не были постоянными, а каждый раз собирались заново. …Формы у футболистов, конечно, не имелось, на ногах — драные ботинки. Зато были гетры, тут уж дело чести иметь их. Щитки делали себе сами: полоски из фанеры, обшитые тряпочками. Что поделаешь: голь на выдумки хитра. А какие звучные слова мы орали в случае спора с судьей: «пендаль» (по-теперешнему пенальти), «офсайд!» (вне игры), «корнер!» (угловой), «судью на мыло!» — так кричат и сейчас. А как гордо мы называли друг друга: «центрфорвард», «инсайд», «хавбек», «голкипер»! Я обычно играл левым инсайдом. А расстановка игроков — по-испански «дубль вэ». Футбол — это была наша самая любимая игра.
Лето 1940 года — последнее, когда все ребята страны могли еще спокойно поиграть. В роще имелись и две волейбольные площадки, они тоже никогда не пустовали. Игроков хватало на обе, даже с очередью навылет, да и зрителей собиралось много. Представляете, какая жизнь кипела здесь по вечерам!
И еще одна, джентльменская, была у нас игра — крокет. Да, да, не удивляйтесь! В одном из школьных зданий в пионерской комнате хранились барабаны, горны, футбольные и волейбольные мячи, сетки для игры в волейбол и другие полезные вещи. В больших длинных ящиках лежал полный комплект для игры в крокет. Хозяйкой комнаты была старшая пионервожатая школы, а она доверяла ключ нам. Чаще пользовался доверием я.
Вот мы забираем из ящиков нужные (по числу игроков) молотки, шары, колышки, проволочные дужки и идем в рощу. На облюбованной ровной площадке, свободной от сосен, забиваем колышки, ставим проволочные ворота, «мышеловку» и начинаем неторопливую игру. Та еще картинка: вихрастые мальчишки в семейных трусах босиком разгуливают каждый со своим молотком и бьют шары. Словно лондонские денди, только в российском «костюме». (Крокет — английская игра, в России ею до революции увлекались только сливки общества).
А. БУРДУКОВСКИЙ. г. Мурманск. Фото из архива краеведческого музея